Я зажег свой костёр

А плакала я уже бабьей…
x x x А плакала я уже бабьей
Слезой — солонейшей солью.
Как та — на лужочке — с граблей
Как эта — с серпочком — в поле.

Когда ему в тот сорок горький год
пришла пора предсмертный вздох содеять,
к нему явились Воланд, и Фагот,
и пятый прокуратор Иудеи.
Соскучившись по жизни кочевой,
храпели кони несказанной масти
и Воланд прошептал: «Мы ждем Вас, Мастер»,
а Мастер не ответил ничего.

Уже темно, и ручку я беру,
Чтоб записать, что ощущаю вялость,
Что море было смирным поутру,
Но к вечеру опять разбушевалось.

Постройте чертог у потока
В таинственно-тихом лесу,
Гонцов разошлите далёко,
Сберите живую красу —
Детей беспокровных,
Голодных детей
Ведите в защиту дубровных
Широких ветвей.

Падает небо ажурным дождем,
Бывшее некогда синим.
Мы умираем, творим и живем
В мире изломанных линий…

Это — лунная ночь невозможного сна,
Так уныла, желта и больна
В облаках театральных луна,