Нас двадцать миллионов

«Когда мы были молодые
И чушь прекрасную несли,
Фонтаны били голубые,
И розы красные росли», —

Белая береза под моим окном. Принакрылась снегом, точно серебром. На пушистых ветках, снежною каймой. Распустились кисти, белой бахромой. Не стоит береза в сонной тишине. И горят снежинки в золотом огне. А заря, лениво обходя кругом, осыпает ветки Новым серебром.

Страшней, чем горе, эта скука.
Где ты, последний терн венца,
Освобождающая мука
Давно желанного конца?

Для домашнего климата ровного
много значит уместное слово,
и от шепота ночью любовного
улучшается нрав домового.

«Живя средь колеблемых сооружений,
Прошу вас, не делайте резких движений.
Старайтесь так тихо на землю ступить,
Чтоб не побоялся рассвет наступить.
Ведь если нас что-нибудь всё-таки держит,
То это рассвет, что мерцает и брезжит,
То это рассвета скупые лучи,
То это дыханье родное в ночи.»

Однажды на озере племени чуди
На хрупком ледку, на чудском ветерке
Рыбалили окуня русские люди
И князь Александр в одном свитерке.